В июне 2017 года власти Узбекистана в рамках программы реабилитации начали исключать
из «Чёрного списка» людей, заподозренных или обвинённых в причастности к экстремистской деятельности. На сегодняшний день более 20 тысяч из них уже вернулись к нормальной жизни.
Наличие судимости и принадлежность к «Чёрному списку» при жизни в традиционном обществе — это своего рода стигма, клеймо… Причем, не только для самих осуждённых, но и для членов их семей. На них показывали пальцем на улице, их не принимали на работу, не приглашали в гости…
Что изменилось в их жизни сегодня, и как государство помогает им адаптироваться
в обществе? Об этом рассказывают сами реабилитированные.
Имена и фамилии героев не изменены.
— Каждый день, после завтрака, я отправляюсь на базар. Пытаюсь хоть что-то заработать, чтобы прокормить семью, — говорит Зафар-ака. — Сейчас я — мастер. На Янгибазаре (ближайшая от Бекабада крупная «барахолка» — прим. ред.) покупаю старую бытовую технику, ремонтирую её и продаю. Не подлежащие ремонту утюги, пылесосы и прочие приборы пускаю на запчасти.
— Скажите, как сейчас изменилась ваша жизнь?
— В целом, в моей жизни было много трудностей. И не только в материальном отношении. Бывало так, что если человеку никто не верит, его легко можно было считать виновным. Это очень тяжело, если тебе не верят даже близкие люди. Но я свыкся с этим. Правда, когда вспоминаю всё это — начинаю нервничать. Но ко всему вырабатывается иммунитет. Сейчас лучше. Главное — есть свобода. Могу спорить с любым человеком. Никто не может упрекнуть меня прошлым. Сейчас я — другой человек. Мне скоро 50. Жизнь наладилась. Выдал дочь замуж, внук растёт.
— В чём вас обвиняли?
— По статьям 216, 244, 241 — участие в неофициальных религиозных собраниях, распространение запрещенной на территории Узбекистана религиозной литературы. Обвинительное заключение до сих пор хранится у меня дома. Я не согласился с ним.
Тогда моя предпринимательская деятельность развивалась, я продавал компьютеры. Они, якобы, нашли запрещённую религиозную литературу в одном из компьютеров. В суде я говорил: найдите специалиста, либо дайте компьютер мне, и я докажу обратное. Я так и не признал свою вину…
— Когда вас арестовали? На сколько лет вы были лишены свободы и где отбывали срок?
— 20 мая 2010 года. Меня называли вахабистом. Потом моим родным сказали, что я — джихадист.
7 октября 2010 года Ташкентским областным судом я был приговорён к лишению свободы сроком на 5 лет. Отбывал наказание в 61-й и 64-й «зонах» в Кашкадарьинской области.
— Зафар-ака, расскажите о своей жизни за решёткой.
— Кому-то такая жизнь покажется сложной, или даже ужасной, но, поверьте, человек ко всему привыкает. Хотя, давление было сильным. Каждый твой шаг контролируется. Казалось, что ты не можешь свободно дышать… Правда, работа была несложной — легче, чем на других «зонах». Потому что работу, рассчитанную на 200-300 человек, выполняли 700 заключённых. Работали быстро. Но, как я уже сказал, на нас оказывали сильное давление. Постоянный контроль. И ещё: сильно раздражало то, что молодые тюремщики обращались к нам, старшим по возрасту, на «ты», что на Востоке недопустимо и даже оскорбительно.
— Как к вам относились, к лицам, осужденным по статьям, касающимся религии?
— К нам относились хуже, чем к убийцам. Было очень трудно. У всех были бирки, на наших бирках записи наносились красной краской. Этим мы отличались от остальных.
Да, всем, у кого подобная статья, даже таблички на кроватях — красного цвета с надписью «ДЭО» («Диний Экстремизм Оқими», узб. — Религиозная Экстремистская Организация).
Это означало, что даже ночью, при выходе в туалет, нас сопровождал надзиратель. На осуждённых по другим статьям это не распространялось. Например, летом, многие, как правило, страдали расстройством желудка. И всё равно «на оправку» нас выводили только по одному человеку и под охраной.
— Изменилось ли ваше мировоззрение во время отбывания наказания? Вы чему-либо научились?
— Все эти годы, которые я находился в заключении, я очень много читал. Особенно запомнились «Плаха», «И дольше века длится день» Чингиза Айтматова. В общей сложности, я там прочёл более 60 книг.
— Приобрели ли какую-нибудь профессию?
— Нет, там трудно приобрести профессию. Со статьёй, как у меня, не разрешают работать по своей специальности. Когда я туда прибыл, меня спросили: «Чем занимался на воле?» Ответил: «Работал пекарем». Мне сказали, что с такой статьёй не разрешат работать в пекарне. Стал резчиком. С нами сидели отличные молодые мастера, знатоки своего дела, но они занимались формовкой кирпича.
— Можете сказать, как на вас повлияли эти 4 года и 9 месяцев?
— Очень сильно. Будто из моей жизни вычеркнуты даже не 5, 10, а целых 30 лет. Я ведь занимался коммерцией, хорошо зарабатывал. Хотел построить дом, купить машину… После возвращения, собирая по крохам средства, пытаюсь наладить жизнь. Прежней коммерции нет. Я начинал деятельность в Бекабаде. А теперь всё изменилось. Люди, которые со мной тогда работали, давно разбогатели. Они не сидели в тюрьме, и сейчас имеют собственные магазины. И «компьютерщиков» стало много.
Да, материально очень трудно, и теперь сложно всё начинать сначала. Хотел накопить начальный капитал, но нужно кормить семью.
Но жизнь продолжается. Дочек нужно выдавать замуж. На это нужны средства. У меня четверо детей. Два мальчика и две дочери. Старшему — 25, младшей — 13 лет. У сына была онкология, много денег потратили на операцию. Сыграли свадьбу дочери, но влезли в долги. Теперь постепенно возвращаю. После работы сильно устаю.
— Зафар-ака, какие у вас планы на будущее?
— План — открыть магазин, в многолюдном месте. Предлагают аренду за 300 тысяч, вместе с налогами набегает миллион. Однако, пока всё налажу, тоже уйдут средства. Пока ситуация сложная. Так же сын хочет поступать на учёбу в этом году. Ещё нужно накопить деньги на ремонт дома. Но я стараюсь.